Денис и Евгений Федоровы: Энергетику для нас выбрал папа.

12.07.2012

ДЕНИС и ЕВГЕНИЙ ФЕДОРОВЫ являются уникальным случаем в российской энергетике. Братья, одновременно начавшие карьерный путь, смогли возглавить две крупнейшие российские энергокомпании — фактически государственную и частную. Денис Федоров с 2009 года руководит «Газпром энергохолдингом», а Евгений с 2010-го — «Евросибэнерго» и крупнейшего актива компании «Иркутскэнерго». О пути в бизнес, преимуществах и недостатках работы в частной и близкой к государству структурах, а также перспективах своих компаний братья Федоровы рассказали в интервью специальному корреспонденту РБК daily СЕРГЕЮ ИСПОЛАТОВУ.

КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ

— Энергетика была осознанным выбором для вас обоих?

Д.Ф.: Нет. Папа все выбрал. И с институтом, и с аспирантурой. Поэтому никаких особых движений ни вправо, ни влево не было. Точнее возможностей. Может, желания и возникали, но жестко пресекались. Папа — энергетик по образованию, доктор технических наук, как раз на теплофизике специализировался и всю жизнь, за исключением последних 15 лет, проработал на заводе в Калуге. Последние 15 лет у него своя научная компания, которая занимается разработками в области теплофизики, гидродинамики, гидроакустики.

— Вы окончили одну школу, один институт и поначалу пошли вместе работать?

Е.Ф.: Да. Мы начинали вместе в РАО «ЕЭС России», в небольшом подразделении НИИЭС (ОАО «Научно исследовательский институт энергетических сооружений») — Центре энергосбережения РАО «ЕЭС России» — маленькой дочерней структуре, которая располагалась на севере Москвы у метро «Щукинская». Мы там проработали год, когда в аспирантуре учились, потом подошло время защищать диссертации, мы их защитили, и тут папа неожиданно перестал контролировать целиком нашу жизнь, и каждый отправился в самостоятельное плавание. Я нашел раздел «Вакансии» на сайте «Русала» и просто отправил туда свое резюме. Недели через две меня пригласили на собеседование, и через месяц после защиты кандидатской я уже вышел к ним на работу.

Д.В.: В Центре энергосбережения у нас сложилась небольшая компания молодых ребят, иногда пиво пили вместе после работы. Через какое-то время один из товарищей сказал, что он устроился на новую работу в «Евросибэнерго Инжиниринг», и пригласил меня. Это была очень удобная работа — учась в аспирантуре, мы жили в общежитии на Авиамоторной, а офис располагался на Бауман­ской. Три остановки на трамвае — и ты на работе. Я уже после предзащиты вышел на работу в «Евросибэнерго Инжиниринг». Там я проработал года три. В какой-то момент все руководство покинуло компанию, просто сменили команду, и я принял решение тоже уйти, благо было предложение. Правда, в новой компании я проработал совсем недолго, буквально полтора-два месяца, фактически только вышел на работу, и меня пригласили на собеседование к руководителю «Межрегионгаза» (в настоящее время — ООО «Газпром межрегионгаз») Кириллу Селезневу. Он мне тогда сказал, что в «Газпроме» формируется новое видение энергетического дивизиона, что за это будет отвечать департамент маркетинга переработки газа и жидких углеводородов, который он возглавляет. Селезнев предложил мне попробовать поработать его советником в «Газпром межрегионгазе». А дальше как получится. В итоге все получилось. Вот уже пять лет получается. (Улыбается.)

ГОСКОМПАНИЯ ИЛИ ЧАСТНАЯ ГЕНЕРАЦИЯ

— Между собой обсуждаете, в чем разница в управлении частной и госкомпанией? Где сложнее, где проще, в чем именно?

Е.Ф: Разные периоды бывают. Понятно, что в госкомпании в чем-то проще, всегда есть сзади большой и сильный «Газпром», который в случае каких-то потрясений тебя всегда поддержит и подставит плечо. С этой стороны, конечно, работать проще. Но с какой-то стороны, наверное, и сложнее. Я бы не пошел работать в госкомпанию по нынешнему мироощущению, потому что значительная часть политических решений, которые принимаются, все-таки идет в некий разрез с экономической логикой. Может быть, если окунешься, год-два отработаешь в госкомпании, ты будешь это воспринимать как нечто нормальное и обыденное. Но периодически это вызывает некое удивление, раздражение.

Д.Ф.: «Газпром энергохолдинг» назвать госкомпанией в чистом виде нельзя. Никаких решений, которые бы шли в резкий разрез с экономической логикой или принимались бы у нас на политическом уровне, честно говоря, за время моей работы вспомнить не могу. Мы живем и выживаем только за счет собственного денежного потока. За те пять лет, которые мы управляем энергетикой, у нас первые дополнительные денежные средства от «Газпрома» будут получены только в этом году. Поэтому мы используем все те же принципы и механизмы, что и частные компании. Хотя пока ни о каком распределении значительных дивидендов в течение этих пяти лет речи не шло, и понятно, что еще в ближайшие два-три года, наверное, не будет. Но тем не менее мы в своей работе руководствуемся абсолютно рыночными принципами, планируем выход на IPО, готовим компанию к этому уже сейчас. Финальное решение, безусловно, принимает «Газпром». В этом году впервые мы выпускаем консолидированную отчетность по МФСО по энергетике. То, что мы намного больше работаем с органами госвласти или значительную часть времени проводим на совещаниях различных министерств, ведомств, это действительно так.

При этом, несомненно, есть проекты, за которые вряд ли бы взялись частные инвесторы, но которые необходимы для реализации крупных инфраструктурных проектов. Например, Адлерская ТЭС, которую мы строим. Я думаю, что ни один частный инвестор, наверное, такой объект не мог бы построить. Мы сейчас видим, что это один из тех объектов, которые к Олимпиаде строятся в соответствии с графиком. И то у нас возникают проблемы постоянно — то с сетями, то с канализацией. При этом стройка идет по механизму проектного финансирования, который в принципе активно используется всеми «частниками». Поэтому говорить, что мы применяем другие механизмы управления, неправильно. Но мы, несомненно, несем, с моей точки зрения, большую социальную ответственность перед людьми. Я не знаю, как с «Иркутскэнерго» сравнивать, но, глядя на некоторых наших коллег, «обрезавших» сотрудникам зарплату в кризис, мы, конечно, на такое не могли пойти. Наша социальная ответственность — это один из ключевых наших принципов.

— Евгений, а вы «Русал» за собой не чувствуете?

Е.Ф.: «Русал» сейчас ключевой покупатель электроэнергии для нашей компании. С точки зрения управления это абсолютно отдельно управляемые компании с разной структурой акционеров. Понятно, что у обеих компаний один и тот же контролирующий акционер, который в конечном итоге способен принять решение. С «Русалом», как, наверное, и с любым другим крупным покупателем, возникают какие-то нюансы во взаимоотношениях, советами директоров принимались решения, которые позитивно или негативно каждой из сторон воспринимались. Безусловно, всегда кто-то обидится, кто-то, наоборот, доволен тем решением, которое принято. Но какой-то такой жесткой «перекрестки» не существует. С точки зрения управления — абсолютно разведенный бизнес. Когда я работал в «Русале», меня раздражало «Евросибэнерго» с той точки зрения, что, как нам казалось, люди там через акционеров все конфликтные вопросы решали в свою пользу. Теперь я работаю в «Евросибе», у меня есть некое раздражение, что «Русал» — это любимый актив Олега Владимировича (Дерипаска. — РБК daily), поэтому часть разногласий решается в пользу металлургов.

— Но нет ощущения, что в случае чрезвычайных ситуаций вас могут подстраховать?

Е.В.: Безусловно, есть некая конечная точка, в которую можно прийти в случае, если ситуация развивается критично и не хватает собственной компетенции, лимита ответственности. Но я себя чувствую абсолютно комфортно. И я бы не сказал, что госкомпании ощущают себя лучше с точки зрения некоего тыла. Потому что вот здесь как раз есть конкретный человек, который принимает все финальные решения и несет ответственность за бизнес в целом. Понятно, что государство — более аморфное образование, ответственность размывается.

— А между собой вы по бизнесу советуетесь?

Д.Ф.: Практически нет. Мы встречаемся в 90% случаев в Калуге, когда к папе в гости приезжаем. Там и обсуждаем общие проблемы, взгляды на перестановки, заявления, на те или иные принимаемые решения, которые влияют на изменения условий существования компаний. Но мы работаем в разных ценовых зонах, бизнесы абсолютно не пересекающиеся. Я весьма отдаленно для себя понимаю, что такое вторая ценовая зона (Сибирь). У нас там есть в Красноярске ГРЭС, но это станция, не влияющая на рынок в целом. Принципы, каким образом функционирует вторая ценовая зона, серьезно я не знаю. По сути, бытовое обсуждение общих вопросов. Плюс если есть какие-то неоднозначные и непонятные решения — не более того.

Е.Ф.: Вообще мы периодически обмениваемся кадрами. В основном так получается, что в «Газпром энергохолдинг» от нас уходят. В обратную сторону движение сложнее — из «Газпрома» редко уходят сами.

— А свой семейный бизнес с братом никогда не думали организовать?

Д.Ф.: Нет, никогда. У нас действительно любопытно получилось: папа нас очень жестко контролировал до момента защиты диссертаций, после этого сказал: «Все, спасибо всем — мы друг другу надоели за истекшие 20 лет, поэтому каждый работает отдельно, встречаемся раз в неделю».

ХОББИ

— Много свободного времени остается?

Д.Ф.: За все время работы в «Газ­проме» в этом году впервые получилось уйти в отпуск на две недели. Мы привыкли жить в достаточно динамичном ключе, а на отдыхе через какое-то время ты понимаешь, что тебе чего-то не хватает. Иногда все-таки мы встречаемся вместе, отдыхаем. У нас давно сложилась достаточно дружная компания еще со времен работы в Центре энергосбережения. Зачастую пересекаемся на днях рождения друзей.

— А хобби у вас есть?

Д.Ф.: У меня раньше было хобби — рыбалка. В последнее время реже — иногда с папой ездим, если я в субботу готов проснуться в четыре-пять утра. Я люблю водить машину, но что-то в последнее время редко удается самому сесть за руль.

Кроме того, у нас на работе сложился достаточно молодой и очень приятный, во всяком случае для меня, коллектив. Вечером по вторникам играем в футбол в абсолютно обычном маленьком зале. Бывают забавные истории: мой подчиненный бывшему гендиректору (он тоже играл) сломал ногу. Сейчас подчиненный работает у меня. Я тоже недавно на футболе связку порвал, но вообще весело, спортивно, забавно.

— А у вас, Евгений, как с отдыхом?

Е.Ф.: У меня в Иркутске появились два небольших хобби. Я встал на горные лыжи плюс большой теннис. Все-таки Иркутск с точки зрения комфорта намного более приятное место, чем Москва. Я до работы добираюсь четыре минуты на машине, за десять минут можно дойти пешком. В Москве, понятно, минимум два часа из жизни вычеркиваются. И плюс там природа. В этом отношении там намного проще вести правильный образ жизни.

— Местами не готовы поменяться: вы в Москву вернетесь, Денис — в Иркутск?

Е.Ф.: Нет.

Д.Ф.: Я тоже не готов. Я разведен, у меня ребенок здесь. Если я уеду в Иркутск, я его видеть не буду.

— В спорте за кого-то болеете?

Д.Ф.: Я с самого детства болел за футбольный клуб «Зенит» и питерский хоккейный клуб СКА. Не знаю, почему так получилось, ведь я жил в Калуге. За СКА сейчас не болею. Так, переживаю, иногда смотрю, но не понимаю, почему при таком составе они постоянно проигрывают. За «Зенит» продолжаю болеть, иногда езжу на выездные матчи. Очень люблю футбол вообще. Недавно был на матче «Реал» — «Барселона». Поехал, потому что я считал, что это последний матч при этих тренерах, при этих составах. Я не столько за «Реал» болею, сколько за Жозе Моуриньо. Сидел на стадионе «Барселоны» в шарфе «Барсы», потому что там невозможно, нельзя в принципе ходить в других — это примерно то же самое, что зайти на трибуну «Спартака» в шарфе «Зенита». Получил неимоверное удовольствие, «Реал» тогда победил.

Недавно ездил на чемпионат мира по хоккею, на полуфинал и финал. Три-четыре дня после этого не мог разговаривать. Полуфинальный матч с финнами не сравнится даже ни с каким «Эль-Классико». Там была прекрасная атмосфера. А еще меня поразила доброжелательность. И словаки, и финны и до матча, и после — все желали удачи, все обнимались, не было даже намека ни на какую агрессию. И не так много было пьяных. С ужасом и негодованием смотрю на то, что происходит в Польше. Это же спорт, удовольствие, адреналин, эмоции. А отдельные люди превращают это в кровавую бойню с политическим оттенком. Идиоты.

БИЗНЕС

— Недавно глава «Реновы» Виктор Вексельберг сообщил, что переговоры с «Газпромом» о продаже «КЭС-Холдинга» продолжаются...

Д.Ф.: Переговоры идут. У нас нет самоцели «упереться», «отжать» КЭС с 25%, к примеру, до 18, 12, 8 или 6%. Есть попытка сблизить подходы к реальной оценке. У нас грамотные и умные консультанты, лучшие в мире — с нами работает PricewaterhouseCoopers. Основной вопрос — исходные данные. В первую очередь каким образом будут расти тарифы на электроэнергию и тепло. Отсюда и «экономика» «Газпром энергохолдинга». Мы пытаемся сблизить эти исходные данные для того, чтобы получить одни и те же цифры. Будет ли RAB в тепле и каким именно — пяти-, семилетним? Готовы ли органы власти к достаточно значительному росту тарифов на тепло в отдельных регионах, где действительно назрела необходимость модернизации существующих систем теплоснабжения. Конечно, аргументы КЭС о том, что тарифы на тепло на Урале имеют тенденцию расти быстрее, чем тарифы на тепло в Москве, несомненно, оправданны. Если сравнить тарифы в Москве и где-нибудь на Урале, то это «две большие разницы». Весь вопрос — в потенциале роста, а все это безумно сильно влияет на конечные цифры. Если нам удастся сблизить позиции по исходным данным, то мы выйдем на нормальную правильную оценку сделки.

Мы услышали позицию антимонопольной службы — они категорически против. Мы готовим новые документы: можно быть против, можно — за, но нужно исходить из аргументации. Само объединение «Газпром энергохолдинга» и КЭС, по нашему мнению, никаким образом не может быть заблокировано. Мы «пробиваем» установленный норматив концентрации генерации в 20% лишь в одной зоне свободного перетока, и то только до 2015–2016 года. Пока же антимонопольщики говорят, что готовы пересмотреть покупки «Газпром энергохолдингом» и «Мосэнерго», и ОГК, и других активов — вроде того, что мы не согласуем наличие ГЭХ доминирующего положения в Москве, Питере и так далее. С моей точки зрения, «это левой ногой за правым ухом почесать». То есть взять и пересмотреть предписание пятилетней давности о покупке этих активов — это будет очень «сильное» решение, не знаю, насколько оно юридически оправданно, думаю, это может решить только суд. Но мы прекрасно понимаем, как скажутся подобные действия регулятора на инвестиционном климате в стране. Можно просто взять и пересмотреть поведенческие или структурные ограничения. Нельзя этого делать категорически. При этом мы уже несколько лет работаем в тех юридических условиях, которые нам были выданы антимонопольной службой, никаких серьезных проблем за все эти годы не было.

— Вы готовы судиться с антимонопольщиками?

Д.Ф.: Я считаю, что обращение в суд — это показатель неэффективной работы и неготовности слушать друг друга и договариваться. Поэтому, конечно, необходимо договариваться и слушать позицию и те опасения, о которых говорило руководство Минэкономразвития, ФАС. Но при этом я хочу подчеркнуть, что к решению подобных вопросов должны привлекаться и люди из профильных министерств — Минэнерго, Совет рынка и так далее.

— Какие проблемы сейчас, на ваш взгляд, ключевые для энергорынка?

Д.Ф.: Это прежде всего активное вмешательство регуляторов в процесс ценообразования — ни к чему хорошему это не приведет, как не приводило и до сих пор. Несомненно, так проще контролировать и сдерживать рост цен на электроэнергию. Но это сдерживает инвестиционные сигналы, и мы не инвестируем в те объекты, куда нужно вкладываться, инвестируя в объекты, куда, может быть, и не очень нужно. То есть мы не получаем реальных правильных рыночных сигналов.

Е.Ф.: Сумасшедшие, страшно запутанные правила энергорынка, которые до конца никто не понимает. Один нормативный акт зачастую противоречит другому. Обратная проблема в тепле — есть закон о теплоснабжении и нет подзаконных актов. Если в электроэнергии нормативки слишком много и она слишком запутана, в тепле ее нет, по сути, вообще. Нет видения долгосрочного развития, которое необходимо как производителям энергии, так и ее потребителям. Премьер сказал: «Тарифы выросли намного». После этого министерства зачастую не пытаются проанализировать причины чрезмерного роста цен на электроэнергию, а пытаются придумать, какие нормативные акты нужно выпустить для того, чтобы обрезать либо генераторов, либо сети, либо сбыт. Давайте посчитаем, какие нормативные акты нужно выпустить для того, чтобы обрезать либо генераторов, либо сети, либо сбыт. Дальше начнутся колебания в другую сторону: нет денег на модернизацию, давайте примем еще какой-нибудь подзаконный акт. В итоге все друг на друга наслаивается. Нужно какое-то такое общее видение конечной цели. Разрабатывали новую целевую модель оптового и розничного рынков, но дальнейшего продолжения не получилось. Нужна политическая воля, чтобы установить и не менять правила игры хотя бы лет пять. Вопрос в целевом понимании: будет у нас на рынке один товар либо два — энергия и мощность.

— В последнее время в сообществе вновь активно обсуждается идея создания единой расчетной системы в энергетике?

Д.Ф.: Это правильное решение. Мы испытываем трудности в ряде регионов и нередко попадаем в ситуацию, когда население деньги заплатило, но они до нас не дошли. Если финансовый поток будет идти в обход управляющих компаний, я буду за это «тремя руками за», потому что потом выбить деньги из этих управляющих компаний просто нереально. Вопрос в том, как она будет реализована? Я бы предлагал опробовать методику в каком-либо пилотном регионе, посмотреть, как это работает, а дальше уже двигаться.

E.Ф.: Я категорически против. Проблему неплатежей со стороны управляющих компаний пытаются решить созданием в Москве какого-то расчетного центра. На мой взгляд, это абсолютно некорректная позиция. Управляющие компании действительно банкротятся раз в два года, у них остается на балансе стол, ручка и куча долгов ресурсоснабжающим организациям. Но эту проблему нельзя решить простым переводом денег в столицу. В каждом регионе должен появиться расчетно-кассовый центр, который, минуя управляющие компании, переводит деньги энергетикам в причитающейся им доле. В чем смысл отъема денег у сбытов, которые только начали работать, у них есть заинтересованность в сборе платежей, и отдать Всероссийскому банку рекон­струкции и развития (ВБРР)?

Д.Ф. По моей информации, там ВБРР нет и в помине. Там выбран пул банков в лице Газпромбанка, Сбербанка и ВТБ, которые имеют самую широкую филиальную сеть. Глава ВБРР Григорий Курцер действительно возглавляет эту рабочую группу при правительстве, но пул планируется организовывать на основе крупнейших банков. На их базе и планируется создавать региональные РКЦ (расчетно-кассовые центры. — РБК daily) и дальше собирать все в центр. На всех правительственных комиссиях, на которых я присутствовал, говорилось именно о пуле крупных банков, имеющих широкую филиальную сеть.

Е.Ф.: У нас сейчас собираемость по сбыту — 98%. Но там люди, соответственно, полностью на это замотивированы, и они этим занимаются. Я не хотел бы, чтобы мою эффективность оценивали в Хакасии, Туве, Московской области, каком-либо другом регионе при всем уважении к ним. Они понимают, что я хотел бы видеть от них результат. А как этот результат оценивать, если вся сумма собирается в общий котел и выводится среднеарифметическое? По сути, это полная ликвидация какой-либо заинтересованности сбытов заниматься собиранием денег. Все зависит от функции банков: если на них просто вести счета РКЦ — нет проблем. Но идея в другом — это общие центры сбора, а сбыты выступают лишь субподрядчиками. Если в Москве и Тюмени собираемость приближается к 100%, зачем сбыт будет платить своими деньгами за регионы, где этот показатель существенно ниже?

Д.Ф.: У меня нет, например, проблем в Сургуте. Но по Мурманской ТЭЦ они есть. Здесь задолженность больше, чем валовая выручка, — 4,5 млрд руб. в год против 4 млрд.

Е.Ф.: Вот я не хочу платить за Мурманскую ТЭЦ.

Д.Ф : По-моему, у нас разная информация об одном и том же документе. И вот это одна из ключевых проблем. Иногда регуляторы нас даже не спрашивают. Просто рождают в своих недрах документ, и мы его видим только уже после подписания. Так быть, наверное, не должно.

— Как вы видите перспективы строительства новых мощностей после 2017 года, когда будут реализованы все проекты в рамках высокорентабельных договоров предоставления мощности (ДПМ)? У «Евросиба» отдельная ситуация, они ничего не строят в рамках ДПМ.

Д.Ф.: При текущей конъюнктуре рынка перспектив развития генерации нет. Если мы не изменим инвестиционный климат в энергетике, то никто ничего строить не будет. Будущее будет примерно следующим: все построят ДПМ, в старую мощность будут вкладываться по остаточному принципу, она в среднесрочной перспективе придет в ужасное техническое состояние, вне зависимости от желания Системного оператора и Минэнерго. Поэтому просто жизненно необходимо оперативно принимать программу модернизации. Но и самоцелью поддержание старой мощности делать нельзя. Например, мы строим на Троицкой ГРЭС новый энергоблок мощностью 600 МВт. Стоимость строительства схемы выдачи мощности — 10 млрд руб. При этом у нас на этой станции есть морально и физически устаревшее оборудование в плохом техническом состоянии. Стоимость его полной модернизации — тоже порядка 10 млрд руб. То есть потребителю «прилетит» эталонный CAPEX от энергоблока плюс стоимость схемы выдачи мощности, плюс затраты на модернизацию старого оборудования. В данной конкретной ситуации проще вывести из работы устаревшее оборудование. В этом случае мы откажемся от строительства дополнительных электрических сетей и снимем нагрузку с потребителя. Идеальное решение, с моей точки зрения: в энергоузле появляется новый энергоблок, но сильного роста тарифов происходить не будет. Но я постоянно получаю неаргументированные отказы по выводу оборудования из эксплуатации. Мы «стучимся головой в дверь». Ежи Лец говорил: «Смысл стучаться головой в стену? Ну пробьешь ты ее, и что ты будешь делать в другой комнате?» Вот мы пробили эту дверь, и в общем-то Мин­энерго после года мытарств по этому нашему блоку вроде созрело наконец до принятия решения. Поэтому решения надо принимать взвешенные и осознанные, с учетом всех факторов. При этом, повторюсь, я не верю, что при текущих тарифах найдутся люди, которые готовы вкладываться в строительство новой мощности (вне рамок ДПМ. — РБК daily), за редким исключением отдельно взятых проектов. Я гораздо больше верю в то, что из-за такой неопределенности крупный бизнес будет уходить в собственную генерацию. Им несомненно важен уровень тарифов, но еще важнее иметь их прогнозируемый уровень на долгосрочную перспективу.

Е.Ф.: Я думаю, что многие потребители сейчас действительно серьезно думают о строительстве собственных генераций. Именно для наших предприятий с непрерывным производственным циклом, с крупным объемом потребления тепла. Мы тоже понимаем, что там можно строить генерацию. Но это может иметь достаточно негативные последствия. По сути, альтернативы две: либо будет некий рыночный сигнал, 100-процентная либерализация и введение некоего «ДПМ-штрих», либо ручное «подруливание» после 2015 года, когда будут введены основные новые мощности. Но решение должно приниматься уже в этом году, иначе мы не успеем.

— Но вы же почему-то готовы строить?

Е.Ф.: Мы готовы строить. Но это скорее некое исключение из правил, которое формируется в силу того, что есть потребитель, которому необходима конкретная мощность.

— Как вы относитесь к объединению сетей, запланированному правительством в форме слияния ФСК и МРСК?

Д.Ф.: Решение принято президентом и премьером. Время обсуждений закончилось. Ответственные исполнители должны его исполнять.

Е.Ф.: Точно негативно. В моем понимании ключевая проблема возможного балансирования сейчас в электроэнергетике строительством собственных мощностей реально связана с МРСК. Я считаю, что изначально выбранная стратегия в части приватизации распредсетевого комплекса была абсолютно верной. И я искренне надеюсь, что она будет продолжена. Я не слышал заявлений о том, что, например, от приватизации МРСК отказываются. Надеюсь, что это тема как минимум подлежит обсуждению, и после этого, надеюсь, будет принято решение по постепенному выходу государства из распредсетей.

— У вас есть акции ваших компаний?

Е.Ф.: У меня лично — нет. У меня всегда была принципиальная позиция, как ни крути, это некий инсайд, я им пользоваться не хочу. Хотя если говорить про акции недооцененных компаний, то я считаю, что «Иркутскэнерго» — это как раз те акции, которые имеют потенциал роста как минимум 100%. Если я когда-то уйду из этой компании, то куплю ее бумаги. Сейчас бумаг других энергетиков у меня тоже нет, в 2008–2009 годах я достаточно успешно этим занимался, но отошел от этого. Немножко торгую «для души», но это не связано с энергетикой.

Д.Ф.: У меня есть акции «Газпрома», ОГК-2, «Мосэнерго», нескольких нефтяных компаний. Это нормальное вложение и нормальная практика. Бумаги я не продаю, а только покупаю. Не вижу причин, почему мне их не покупать. Это обычная практика, я показываю, что готов личные деньги вкладывать. Когда уволят, тогда, может быть, продам.

Е.Ф.: Декларацию в Минэнерго к тому же будет чем заполнить...

Д.Ф.: Это так. Считаю, надо оперативно принимать кодекс деловой этики для руководителей государственных компаний. Принимать изменения в Трудовой кодекс, позволяющие обрабатывать персональные данные топ-менеджеров и их родственников и так далее. То есть организовать системную работу. Но при этом нельзя забывать о презумпции невиновности как основополагающем факторе.

— В перспективе не готовы энергетику оставить?

Д.Ф.: Если мы этому учились, работали в этом, наверное, глупо идти сегодня и заниматься производством шоколада. Я в этом ничего не понимаю, буду выглядеть просто смешно. Иногда приходят люди, далекие от энергетики, и это достаточно забавно.

Вернуться к списку новостей